бойтесь, Мадлен, вы в безопасности.
«Он не поверил мне», – с сожалением поняла фрейлина.
Тем временем Наваррский ещё раз легко коснулся руки девушки и перед тем, как поправить рукав платья, нагнулся и поцеловал её шрамы.
– Лишь человек, лишённый души, мог навредить такому прекрасному созданию, как вы.
Тыльной стороной ладони Анри мягко обвёл щёку девушки. В его глазах читалась неподдельная печаль.
– Что так расстроило вас? – удивилась Мадлен.
Наваррский заговорил, заворожённо глядя в лицо фрейлины.
– Вы так близко – стоите всего в шаге от меня. Но на деле бесконечно далеки, словно звезда, сияющая на небосводе. Сейчас мне требуется вся моя добродетель, которой, признаться, во мне немного, чтобы не попытаться сломать все границы между нами. Не знаю, как вы это делаете, Мон Этуаль, но, где бы я ни находился, я постоянно думаю о вас. Полгода, что я провёл в Наварре, чуть не свели меня с ума. Я видел десятки молодых прекрасных женщин, но ни одна не могла привлечь моего внимания. Сначала я подумал, что болен. А после понял – просто ни одна из них не была вами.
Взгляд Наваррского вдруг стал пронзительнее, глаза заблестели ярче. В его голове родился вопрос, требующий немедленного ответа.
– Мадлен, скажите, почему вы так противитесь той силе, что влечёт нас друг к другу? Не говорите, что я ошибаюсь. Вы боретесь с собой, боясь поддаться своим чувствам. Но почему? Молю, Мон Этуаль, дайте мне ответ.
Мадлен смотрела в глаза Наваррского и не знала, что ответить на его мольбу. Анри был безусловно прав, её непреодолимо влекло к нему. И сейчас, когда они находились одни в лесной глуши, в шаге от опасности, идущей по пятам, это притяжение казалось непреодолимым.
Низкий манящий голос Анри, его взгляд, обнажённое пылающее тело, словно таран, сокрушали выстроенную фрейлиной стену. Анри нетерпеливо ждал ответа. Его руки касались девичьих плеч, поглаживая, спускались к локтям, затем поднимались выше. Мадлен пыталась сохранить рассудок, чтобы не поддаться дьявольскому влечению, так настойчиво затягивающему её в сети Анри. Но это было тяжело – особенно теперь, когда по пятам за ними шла опасность, а он стоял здесь, в шаге от неё.
– Слава о ваших любовных победах идёт впереди вас, – слыша, как подрагивает от волнения её голос, заговорила Мадлен. – Я знаю, что женщины – источник вашего наслаждения. Вас интересуют лишь их тела, ласки, прикосновения. Вы меняете любовниц чаще, чем королева свои наряды. Я не хочу стать одной из них. Я не смогу подарить своё сердце всего на одну ночь, а после забрать его обратно.
– Слухи часто приукрашивают и преувеличивают действительность, – заметил Анри. – Я никогда не искал душевной близости с женщинами, мне хватало их желания оказаться в моей постели. Впервые увидев вас, я думал лишь о том, как побыстрее снять с вас платье. И лишь после вашего отказа понял, что это не то, чего я по-настоящему желаю. Вы восхитительны, Мон Этуаль, и моя фантазия рисует невероятные картины, от которых даже меня порой бросает в краску. Но я понял, что больше всего хочу попасть не в Вашу постель, а в Ваше сердце. Вы вошли в мой мир совершенно неожиданно, я был не готов к тому, что двери моей души откроются вашей рукой. Но вот вы там, и все мои чувства и мысли теперь принадлежат вам. И я безумно хочу, чтобы и в Вашем сердце нашлось место для меня. Мон Этуаль, позвольте мне дать вам совет… Но для начала закройте глаза.
Мадлен не сразу, но выполнила просьбу Наваррского. А через несколько секунд, окружённая кольцом его рук, почувствовала на своей щеке его тёплое дыхание.
– Вы слишком многое отдаёте на откуп разуму, – мягко произнёс он. – Но некоторые решения нужно принимать не головой, а сердцем. Загляните внутрь себя и скажите, чего вы по-настоящему жаждете в этот момент. Вы хотите, чтобы мои объятия стали крепче?
– Хочу, – не веря собственным ушам, прошептала Мадлен.
Наваррский мгновенно привлёк к себе фрейлину, сильнее сжав кольцо своих рук.
Мадлен касалась обнажённой груди Анри, прижималась к его телу, чувствуя жар, исходивший от него. В объятиях Наваррского было тепло. От его дыхания, биения сердца где-то глубоко внутри заныло что-то мучительное, запретное. Зарывшись в волосы фрейлины, Анри задал новый вопрос.
– Вы хотите, чтобы я коснулся ваших губ?
Томление в груди усилилось, чувства обострились. И, набрав в грудь побольше воздуха, Мадлен прошептала:
– Хочу.
Сквозь опущенные веки Мадлен услышала шумный довольный вдох Наваррского.
В следующую секунду тёплая ладонь коснулась её щеки, а после прохладные губы подарили ей желанный поцелуй. Не видя сопротивления, с каждой секундой Анри действовал всё смелее. Мужские губы пленяли, терзая своей страстью юную фрейлину. И Мадлен, словно мотылёк, летела на свет, источаемый Анри.
Девушка, поддаваясь своим желаниям, позволяла мужчине углублять поцелуй. Где-то за спиной тихо потрескивали в камине поленья. Под этот монотонный звук Мадлен, уже не стесняясь, со всей страстью отвечала на поцелуй Анри. Ненадолго оторвавшись от губ фрейлины, Наваррский переместил свои ласки на девичью шею. Оставив на коже фрейлины несколько дорожек из поцелуев, он спросил:
– Вы желаете, чтобы я остановился, Мон Этуаль?
Распалённая горячими поцелуями, настойчивыми трепетными прикосновениями, бархатным голосом, Мадлен, выдохнув, ответила:
– Нет, я желаю, чтобы вы не останавливались.
– Тогда, Мон Этуаль, взгляните на меня.
Мадлен распахнула глаза и встретилась взглядом с Наваррским.
– Вы дали мне ответ, полагаясь на свои ощущения. Теперь, когда ваш взор вновь ясно смотрит на этот мир, сможете ли вы его повторить?
Мадлен заметно занервничала. Анри был прав – слыша лишь его голос, чувствуя его прикосновения, согласиться на большее было просто. Сейчас, когда её вновь пронзал взгляд изумрудных глаз Наваррского, пойти дальше стало сложнее.
– Я… я… – Мадлен прикусила губу, не в силах озвучить свои желания.
В эту минуту так не вовремя в её голове вновь возник образ некроманта. Мадлен вспомнила их единственный поцелуй в ночном Грювеле, прикосновения его ладоней у поместья Моро. В какой-то миг, словно пробудившись ото сна, Мадлен захотела отстраниться от Наваррского, чувствуя, что он не единственный, кто тронул её сердце. Уже собираясь сделать шаг назад, Мадлен поняла: «Сегодня Анри увезёт меня в Наварру. Я больше никогда не увижу Калеба. И, как бы не страдало о нём моё сердце, стоит признаться себе – Калеб навсегда остался в прошлом. Отныне рядом со мной будет лишь Анри. Всё, что было до него, останется здесь, во Франции».
Приняв эти непростые для себя истины,
